Предыстория

На улице разыгралась настоящая метель, снег слепил глаза, кружился так, как будто специально кто-то бросал как его в несколько лопат, чтобы закрыть Гале дорогу. Но это и хорошо, значит, до утра заметёт её следы. Она торопилась, моля только, чтобы никого не встретить по дороге. Она спешила к озеру возле села, прижимая к груди маленький сверток.

Три часа назад она разрешилась девочкой, отмучившись перед этим несколько часов у повитухи Лукерьи и заплатив ей за труды три рубля, больше не могла, да и рождество послезавтра. Та дала ей отлежаться, завернула дочь в старую сорочку, так как Галя даже не догадалась что-то взять с собой. Да и как она могла бы взять, мама сразу бы спросила, куда пропала любая вещь из дома.

— Галя, ты дочь – то в приют отнеси, не бери грех на душу, не отмолишь, — предупредила тётка Лукерья, видя, как молодая мать без всяких эмоций взяла свою дочь в руки и сунула за полу пальто.

— Конечно, отнесу, а как же, — заверила её Галя, а сама подумала, что и не собирается искать приют, в такую-то погоду. Да и ночь уже. Домой нести ребёнка также был не вариант – знала, как накажет отец, выпоров розгами. Вот несознательный он, не понимает, что женщины имеют такое же право, как и мужчины. Хотят рожать – рожают, не хотят – избавляются. Дети общие должны быть.

Правда и Тимоха также отказался принимать участие в воспитании ребёнка. Он был красавец с кудрявым светлым чубом и голубыми глазами, первый агитатор на фабрике, его и выдвинули на съезд, в саму Москву поехал. Он и объяснил Гале, что и мужчины, и женщины не могут быть чей-то собственностью. Он будет рад, если она организует ячейку общества ещё с кем-то.

Гале все равно было обидно, не понимала она как так можно – сегодня с одной, завтра с другой. Ну и пусть она собственница, пусть мужчина будет только её. Она работала на фабрике уже год, привозила домой неплохие деньги, оделась по городскому, обрезала свои тёмно-русые косы. Но на рождество захотела домой, но вот по дороге почувствовала, что начались роды. Ну она сразу и тёте Лукерье отправилась.

Одежда на ней была городская, а вот обувку не успела приобрести, сапоги быстро промокли. Ничего, вот уже и озеро видно. Там должно было быть несколько лунок – ведь на рождество наверняка кто-то ловил рыбу. Ребёнок начал пищать и искать материнскую грудь, которая потихоньку набиралась молока. Что-то похожее на материнское чувство шевельнулось в груди у Гали, но она быстро его в себе подавила.

А вот и лунки, рыбаки ставили в них ветки, чтобы были приметными. Она метнулась к крайней, мороз был небольшим и, пошевелив веткой, разбила тонкий лёд. Затем достала ребёнка и, размотав его, поцеловала в лобик и со словами – прости, доченька, опустила её под лёд. Ну, все, теперь домой. Сорочку по дороге куда-то в снег засунет.

Водяной зимой спал, его не будили даже купания в крещенье, но сейчас что-то заставило его проснуться. Он вышел из своего дома на крыльцо и прямо в руки ему опустился младенец. Он уже наглотался воды и был уже в том пограничном состоянии, которое отделяет от реальной жизни одним мгновением. Ребёнок, девочка родилась сегодня. Он хотел отправить его к русалкам, но что-то его задержало, ребёнок был не совсем обычным утопленником.

Взглянув на девочку повнимательней, он вздрогнул – она была его родственницей. Он сразу вспомнил ту единственную ночь, которую он провел в купальскую ночь с земной девушкой. Это была единственный раз. Он долго наблюдал за ней, когда она приходила к озеру стирать, когда приходила жать очерет. Все мысли его были о ней. И в ночь на Ивана Купала он решился – вышел из воды в кустах и подошёл к ней.

Конечно, через костёр он не стал с ней прыгать, но в ближайший лес увел её, напустив тумана. Она потом его искала, но он мог появиться ей в том виде только в купальскую ночь. А забирать её к себе на дно он не хотел – смысл ему в утопленнице? Только видел он, что зачала она от него, носит от него сына. А потом она куда-то пропала. А теперь у него в руках его внучка.

Он вынырнул из проруби, посмотреть, может увидит её маму, но вокруг метель рассыпала свои снега.

— Ну что мне с тобой, Снежана, делать? – обратился он к малышке, которая начала совсем остывать. Он быстро нырнул на дно и внёс ей в свой дом. Он уже решил, что делать.

А Галя спешила домой, она набрала полные сапоги снега, тот растаял, теперь ноги замерзли и она практически их не чувствовала. Когда она прибежала домой – вся заледенела. Мама всплеснула руками и хотя дома перед святками было много работы, заставила дочь раздеться и залезть на тёплую печь. Сверху накинула отцов тулуп.

Если бы мама знала, что дочери нельзя этого после родов…Утром остыла печь, остыла и Галя…А может и возмездие настигло. А с тех пор рыбаки начали рассказывать, что видели, как маленькая девочка с кудрявыми белокурыми волосами купается на мелководье сама. Как только девочку увидят, так рыбы сегодня никто не наловит.

Прошло девяносто лет. Озеро практически высохло, на дне протекала небольшая речушка, которую перекрыли плотиной и сделали на том месте пруд. Село стало окраиной Москвы, а его жителям дали квартиры. Снесли дом и Галиных родителей, правда, там жила какая-то одинокая пожилая женщина, бабушка Снежана. Как получилось, что она там появилась, жители и не припомнят. Вот не было и вдруг появилась.

На Радуницу она ходила на кладбище, садилась у одной заброшенной могилы и долго разговаривала с кем-то. Люди привыкли к её странностям, дети иногда дразнились, но казалось, что она не слышит этого. Когда деревню сносили, ей дали однокомнатную квартиру. Сначала возражали, что нет документов на дом и прочее, но потом неожиданно выписали ордер.

Соседей переселили по разным домам и подъездам и они постепенно забывали сельский уклад, стали городскими жителями. Конечно, когда встречались – здоровались, узнавали кто как устроился, но уже не то, что было в селе.

Зимой бабушка Снежана почти все время проводила в квартире, но только появлялись первые листочки, она выходила во двор. За пятнадцать лет жители настолько поменялись, что всем было все равно до тех, кто живет в соседнем подъезде, не говоря о соседнем доме. Бабушка Снежана любила сидеть на лавочке между домами, которая была как бы скрыта от посторонних.

Та были детские качели ещё советского образца несмотря на то, что кругом были современные детские горки, стояла песочница тех времён. С другой стороны, вход на этот уголок старины был скрыт двумя толстыми ивами, которые периодически обрезались работниками коммунальных служб. Там стояли всего три скамейки, правда они были современного образца.

В тот день все было как обычно – бабушка Снежана лёгкой для её возраста походкой прошла между ив, села на скамейку и ждала вечера. Как обычно, не считая того, что сегодня было 6 июля, завтра праздник Ивана Купалы.